Доедать не обязательно - Ольга Юрьевна Овчинникова

ключи. В унылой комнате – слава богу, нетронутой, разве что ворох квитанций скопился под дверью! – она запирается, без воды проглатывает таблетки и плашмя, не раздеваясь, валится на кровать.

Врач говорила, что пропускать приёма нельзя.

Лекарства вырывают из жизни недели, заменяя их сном. Ночью Соня зовёт Глор, просыпается на мокрой от слёз подушке, целыми днями таращится в стену. И однажды утром случается странное, – проснувшись, она открывает глаза и обнаруживает перед носом дохлую мышь. Её переднюю часть.

– Глор? Глор!

Соня вскакивает, озирается по сторонам. Вокруг никого.

Она кидается к окну, распахивает его, и тёплый воздух врывается в комнату, – пахнет спиленными деревьями и мокрой землёй. Скривившись, двумя пальцами Соня берёт мышиный трупик, – шёрстка мягкая, точно бархат, – и вышвыривает в окно. Снизу звучат ругательства. Соня сконфуженно ойкает. Гольфы съезжают гармошками, и она стаскивает их, а затем полностью переодевается. Выбрасывает в мусорку всё больничное.

Во дворе царит душный август, вышагивают по газонам голуби, сердитый дворник метёт асфальт, поглядывая на дом.

Соня идёт к железке: мимо церкви, бухих бомжей и цыганок с кучей черномазых детей, мимо серой травы на обочинах и людских разговоров по сторонам, мимо светофоров и магазинов. Женщина ведёт за руку девочку, и Соня огибает их, обгоняя. В тени лежит лопоухий пёс с огрызком верёвки на шее и, вывалив язык, провожает её долгим взглядом.

Точно у границы миров, Соня тормозит у поребрика.

– Глор! – кричит она по сторонам. – Глория! Где ты?

По дороге несутся машины.

Воздух раскаляется добела, в голове раздаётся звон, издалека слышен топот цокающих копыт. Асфальт на дороге покрывается сеткой трещин и разом проваливается вниз, образуя пропасть. Оттуда идёт туман: клубится, тяжёлой дымкой выползает наружу, окутывает лодыжки.

– Глор! – надрывно зовёт Соня и делает шаг в пропасть.

Дальше всё случается разом: собака с утробным воем кидается за невесть откуда взявшейся кошкой, которая выскакивает из-под Сониных ног прямо под колёса летящей машины.

Слышится визг тормозов.

Женщина вскрикивает.

Машина несильно сбивает Соню, – она плашмя заваливается на капот и скатывается на дорогу. Кошка же, проскакав на другую сторону улицы, ныряет в подвальное окно, – наглухо заколоченное, на минутчку! – и собака, не догнав её, тыкается туда мордой, скребёт когтями фанеру и доски, разочарованно воет.

– Да ёпамать, а! – из-за руля выскакивает лысый мужик. – Жить надоело?

– Глор! – озирается Соня с земли, морщась и потирая локоть.

Водитель, отдуваясь, присаживается рядом:

– Если бы не собака… Фух… Вы куда под колёса-то, дамочка? Где болит? Локоть?

Он весь в чёрном, в пирсинге и с портупеей на широкой груди, – да это же Даймон!

– Здрасти, – говорит ему Соня.

К ним воинствующе подбегает женщина, тянет семенящую девочку за собой.

– Я свидетель! – восклицает она. – Он превысил!

– Э-э-э… Да, – сознаётся Даймон, виновато понурив голову.

– Всё нормально, всё в порядке со мной, – отвечает ей Соня. – Вы видели кошку? Чёрную кошку!

– Собака выскочила, – говорит Даймон, показывая рукой на пса. – Вон она.

– Кошку? – женщина пристально всматривается в Соню. – Да у Вас шок сейчас! Сотрясение мозга! Вам в больницу надо!

Та поднимается:

– Ничего мне не надо. Спасибо.

– Ну как знаете!

Провозгласив назидательное: «Нужно смотреть под ноги и по сторонам!», женщина уволакивает девочку за собой, – уходит быстро, почти бегом. Пёс находит тень, плюхается на землю, роняет на лапы массивную бошку. Возмущённо скулит.

На дороге образуется пробка.

Даймон вглядывается в Соню получше, щёлкает пальцами:

– Погодь. Ты же…

– Соня.

– Точно! Ну и встреча, поди ж ты.

Она сутулится, ныряет пятернёй в короткий ёжик волос. Узнал, узнал. Спустя столько времени, надо же.

Сзади нетерпеливо сигналят. Даймон машет на них рукой – мол, да погодите вы! – и говорит:

– А я на озеро еду. Поехали тоже? Или, может, в больничку сначала?

– Н-н-на озеро? – переспрашивает Соня, запнувшись.

«Ты что, эхо?» – звучит в голове лихое, и она, дёрнувшись, зыркает на подвальное окно, заколоченное фанерой.

– Ага. Ежегодный тематический тусич, – между тем поясняет Даймон, – уж коль ты на голову… рухнула…

– Да, я поеду! Конечно, поеду! – соглашается Соня. – А то я и правда… на голову… что-то совсем…

Сзади сигналят совсем уж нетерпеливо, и Даймон помогает Соне забраться в машину.

Удар!

С озера надвигается дождь, шуршит по воде. У кромки берега, утробно рыча и продавливая борозды в береговом песке, катается красно-чёрный клубок из чешуйчатых тел. Поваленные деревья и раскуроченный пляжик, окончательно сломанная берёза и – Гриша позже окончательно разъярится – унесённая лодка становятся немыми свидетелями чудовищной битвы.

С неба раскатисто жахает, и клубок распадается надвое: окровавленную Анаконду отбрасывает на черничник, а Вида, исполосованная глубокими ранами, исчезает вовсе, будто и не бывало. Змея поднимает голову, трогает языком воздух и, шурша чешуёй, тяжело ползёт в лес, к своей вожделенной добыче, что подвывает там под ударами Даймона.

Удар!

Изображение на экране дёргается и гаснет. В появившейся черноте окончательно тонет всё, что делало Соню счастливой и одновременно такой несчастной.

Даймон склоняется к ней:

– Всё, Сонь. Тебе точно хватит.

– Всё? – звенящим голосом переспрашивает она.

– Да, – говорит он и решительно добавляет: – Стоп.

Стоп? Чёрная Анаконда, готовая для прыжка, будто тыкается мордой в стеклянную стену. Раздувает в негодовании ноздри.

– Стоп… – повторяет обмякшая Соня.

Лизнув воздух, змея разворачивается и неторопливо ползёт к озеру, оставляя кровавый след. Что ж, хорошо. Не сегодня, не в этот раз. Она терпеливая, она своего дождётся.

Даймон откладывает в сторону плеть и развязывает Соню, – на запястьях остаются бордовые борозды от верёвки.

– Проводить тебя до палатки?

– Я полежу, можно? – едва ворочая языком, отвечает Соня.

– Конечно. Лежи.

И он тихо уходит.

Деловитые муравьи тащат свои былинки, торопясь успеть до дождя. Между травинок выплел узорную паутину крошечный паучок. И жизнь так прекрасна и мимолётна. И есть только она и Бог – тот, что внутри неё, – а всё остальное неважно.

За горизонтом одна за другой вспыхивают зарницы, ярко сверкают молнии, через паузу слышится отдалённое «Бу-у-у…» и затем становится очень тихо. Гроза достигает леса, и деревья шумят, аплодируя ливню листьями. Первые, тяжёлые капли падают на голову и разгорячённое тело Сони.

…У палатки она отряхивает ноги, счищает сухими носками песчинки и сосновые иглы. Порыв ветра ныряет под тент, треплет его, и только Соня успевает спрятаться и вжикнуть молнией, как ураган обрушивается на лагерь стеной. Закутавшись в балахон, Соня запускает в карманы руки и находит таблетки. Выковыривает одну. На сухую глотает. Давит на точку посередине грудины, – здесь когда-то висел её ключик. Или нет? Она очнулась, привязанная полотенцами и ремнями уже без него. Рядом шустро крутилась Зойка.

Проливной дождь исступлённо лупит по тенту, и она впадает в оцепенение, – так и лежит, остекленело уставившись в потолок.

Глава 53

Дыши. Это важно.

К вечеру дождь проходит.

Соня выбирается наружу и несмело идёт к костру, где сидят ребята. Сосредоточенный Гриша стругает секирой прутики – очищает от веточек и заусенцев. Женоподобный парень в нежно-розовом свитере до колен потягивает через трубочку коктейль, изящно отставив в сторону наманикюренный палец. Девушки – рыженькая и белокурая, похожие на воробушков – зябко кутаются в плисовое одеялко, прижимаясь друг к другу. Даймон разливает горячий, пахнущий цитрусом и вином глинтвейн – наклоняет кастрюльку, и тонкая струйка, танцуя, льётся в стаканчики, рядком стоящие на столе. Соня опускается поодаль на низкий пенёк.

Ребята говорят о своём. До неё доносятся отдельные фразы, среди которых забавное: «Не БДРно это – просыпаться без кофе» сменяется заинтересованным: «Через месяц уже рожать?», а на вопрос «Как вы вчера?» звучит обыденно: «Шили». Синедредой девушки и пикапера нет, – должно быть, всё же уехали.

Зато из зелёной палатки, поставленной неподалёку, выбирается не кто иной, как… Ириска! – ослепительная, сияющая, – и вслед за ней вылезает высокий, широкоплечий мачо в жёлтой футболке и тёртых джинсах – видать, очередной её «Жора».

Соня вяло взмахивает рукой, но тщетно, – Ириска неотрывно глядит на мужчину. Тот берёт